«У нас совершенно дикарский уровень правовой культуры, как во власти, так и в обществе в целом. Нужно начинать с образования. С воспитания у детей критического мышления, уважения к праву, уважения к другой личности, понимания справедливости, готовности и умения доверять, честно договариваться и конкурировать с другими людьми. Это на первый взгляд абстрактные вещи, однако, на самом деле именно они — фундамент политической нации».
"...при всей греховности нашей... всей путанице добра и зла, всяких пороков... И поэтому такая страшная бесконечная агрессия против нас..."
«Есть какие-то моменты, которые ты не можешь изменить. Они присутствуют в твоей жизни. Тебе сделали больно. Ты вроде бы и простил. Но это как шрам на руке. Ты его видишь. Он есть и его не сотрешь. Ты живешь, общаешься, смеешься...Но всегда есть такой себе заборчик...»
«Во время второго Майдана мы тоже были слишком романтизированы процессами, происходящими в стране. Побеждали горячие сердца, а не холодные головы. Мы думали (и ждали), что здесь и сейчас произойдут большие изменения. В результате наша гражданская позиция вошла в конфликт с нашей профессией»
«Но она дана тебе не для того, чтобы ты ее тратил, распылял…Она тебе необходима, чтобы ты мог использовать эту жизнь для ретрансляции, чтобы ты мог что-то дать миру»
«Как и к раненым, когда я уже была волонтером в госпитале в отделении реанимации. И к их женам. Когда ты знаешь, что ее мужа уже нет, а она сидела с ним трое суток, и ей надо поспать хотя бы ночь. И я не говорю. Я отправляю ее спать к детям, зная, что завтра им предстоит совсем другая жизнь…».
«Это чудо. Вот так работала энергия перед экзистенциальной угрозой. Поэтому во время Майдана было легко объединять людей. Прототипом "Евромайдана SOS" была организация "Мама". Когда мы защищали херсонских студентов от преследований режима. Мы по всей Украине развесили такие же листовки про Януковича, как они у себя в городе. Но тогда организация не развернулась. Лидеры не поняли, что нужно вкладываться в общее дело, потому что ты никогда не знаешь, когда следующим будешь ты. Сегодня в гражданском обществе такое понимание есть».
«…когда все осталось там, когда разграблено имущество, когда осталась квартира…все, что так или иначе было связано с твоей жизнью»
«Так как и происходило на Майдане. Люди, которые себя уважали, вышли и потребовали у власти уважать их позицию. И считаться с тем, что они в этой стране живут и имеют право выбирать и принимать решения»
«Я проходила недавно интересный тренинг, где определяли тип людей по цветам. Есть люди «красные» — лидеры во всем, «синие» — логичные и структурированные, «желтые» — ориентированные на социум, и «зеленые» — люди, стремящиеся к комфорту. Мы — разные».
«У каждого из нас — оно свое. У одних — это семья. В человеческом измерении. А в пространственном — квартира. Ее убирают, украшают, обставляют… Квартира как искусство. А что в подъезде? Это уж, увольте, — не мое... поэтому прогресса в плане развития гражданского общества вряд ли стоит ожидать».
«Ничего нельзя получить просто так. И очень важно научиться видеть эту цену. Быть готовым заплатить эту цену. За все. За отношения, за развитие, за будущее, за детей »
«Все наши поступки будут иметь какие-то последствия. Это та картина мира, в которой я живу. Соответственно в ней мы всегда ответственны за все, что с нами произошло. В ней также нет везения и неудач. А есть заслуги, которые были или не были у нас. И моя сегодняшняя жизнь -- это какие-то мои старые заслуги. Потому что возможность помогать другим -- нужно заслужить».
«На примере Одессы мы видим, как формируются своего рода феоды, где происходит слияние финансовых групп, власти, правоохранительных органов и криминала. Круг замыкается. В цивилизованном обществе таким процессам противостоит правоохранительная система. Но если она сама — часть этого опасного образования, то никто, кроме активистов, сопротивляться спруту не может. И это страшно...».
«История с финансированием реформы госуправления ЕС очень интересная. Размеры уже реально выделяемой помощи ЕС возросли в десяток раз. Украинская сторона при этом пользуется приемами художественной гиперболы, описывая ход реформы, а европейская — делает вид, что ей верит».