«В своем первом письме, а оно было самое большое, Богдан написал: «Мама, нужно принять все, что случилось, как неотъемлемую часть биографии. Но главное, что я остался жив. А значит, все еще можно в этой жизни изменить».
«Однако, думая о происходящем, стараюсь ставить себе вопрос: не за что, а для чего наша семья это проходит? Мой сын для чего это переживает? Ответа у меня пока нет».
«Однажды меня записали на программу для журналистов, которые были на войне. Она проходила в Северной Ирландии. Из Восточной Европы я была одна. На тот момент я не совсем понимала, зачем меня затолкнули в эту программу. Мне казалось, что у меня все хорошо, мне ничего не нужно… и вообще, что я тут делаю? У людей были истории намного сложнее. Но я послушала тренеров и поняла, что это не так…».
«И здесь я говорю не об избитой установке некоторых церквей, что, мол, если ты придешь к Богу, у тебя сразу появятся деньги, здоровье, успех и карьера. Отнюдь. Я как раз о том, что человек может продолжать оставаться один на один со своей трагедией, но для него это уже не трагедия. А источник его развития, если хотите. Место его силы, нравственного и духовного роста».
«Для того, чтобы ты совершенствовался. Для того, что бы ты увидел, что мир несовершенен и находится в страдании…в том процессе, когда ты учишься понимать, что другому может быть больно…»
«Я же там общался с разными людьми. С теми, кто взял в руки оружие с той стороны. И с уголовниками, которые по двадцать лет сидят. Видел там и героев, и предателей. Весь спектр человеческого материала, если грубо сказать. Это позволяет видеть мир более многомерно. Более снисходительно. Более милосердно. Потому что все это – разные души. Говорили они о разном. Но все их вопросы касались человеческих глубин»
Комментировать 
