«А кинутся ли они закрывать собой командира роты? Идешь и смотришь… да, этот нормальный пацан…было дело… и эти посмотрят на него и поступят также… А есть командиры… он идет и думает, а кто же в него кинет гранату?... Этот наверное кинет, потому что я ему сказал «закрой хайло» ….а этого обозвал…»
«А теперь мы постоянно что-то должны. Мы должны говорить на украинском языке. Мы должны в совершенстве знать историю. Мы должны отвечать за то, что Россия захватила наши города. Мы должны, должны, должны...Нас нужно интегрировать, спасать, обвинять... что угодно. Но главное -- нас отделяют от Украины. И это страшно. Потому что мы чувствуем, что мы -- Украина. И нам это важно. И мы не понимаем, почему постоянно должны это доказывать... Сотни гражданских заложников попадают в плен... люди продолжают вывешивать украинские флаги... Неужели это ничего не значит?...»
«... в Славянске был перевалочный пункт. Оттуда людей распределяли -- кого на Одессу, кого на Киев... Приходилось по несколько дней пережидать. Для этого поставили стационарные вагоны на колею и селили туда людей. Но в тех вагонах не было света... Вообще. То есть людей вытащили из сырых темных подвалов и поселили туда же -- в темноту. Ну как так?... Люди и так в стрессе... квартиры разбиты... дети плачут... старики только и спрашивают:"а когда мы вернемся домой?..."
«…когда стрелковцы входили в Донецк… Как они вообще в Славянске оказались? Государство ничего не делало. Понятно, что оно было слабое… но это ошибки. И сейчас мы находимся в состоянии, в котором находимся… и не можем без расследования ответить на все вопросы»
"Но тема настолько эмоционально сложная, что видно, как у людей не хватает сил долго поддерживать эту волну... Как люди начинают злиться, мол, сколько можно... Поэтому в обществе эта тема идет некими волнами. Интерес и желание помочь сменяются апатией и агрессией".
«…Что он государственный деятель? В Донецке и Луганске не решили. Другими словами было ручное управление, мы были как слепые котята… не было ничего. Поэтому, естественно, вопросы остаются… кто-то же должен ответить…»
«Очень много случаев, когда коллеги снимали сюжеты о мародерстве нашей армии, но в эфир они так и не вышли… Но это тоже — мы. Та часть нашей идентичности, над которой нужно работать… В этом же ряду — применение силовиками насилия по отношению к задержанным, к пленным. У нас об этом все молчат. Рассказывают только корреспонденты зарубежных корпунктов».
«Она может прятаться под землей... Ты никогда не готовишься в своей жизни к тому, что в один прекрасный день ты, переодетая в учительницу, зайдешь в группу детского сада и будешь ставить сценку про ежика и мины...»
«Дело в многолетней банальной эксплуатации олигархами экономики региона и рабочих. При отсутствии модернизации, достойных зарплат, а значит, и развития. Кстати то, что Украина достаточно быстро научилась жить на самом деле без дотационного Донбасса, тому подтверждение».
«Раньше у меня тоже были длительные командировки с миротворческими миссиями в Боснию Косово, Грузию… Есть что-то общее в возвращении домой тогда и сейчас…»
«… что происходит в моей стране. Не все равно, что на Востоке гибнут наши ребята. Что матери никогда не обнимут своих сыновей, а маленькие дети не увидят своих отцов. Мне бы хотелось, чтобы всего этого не было... Чтобы все было хорошо...».
«Никогда не забуду Лесю Рымарь, вдову Игоря Рымаря, последнего раненого, которого вывозили из ДАП. «Человек без шеи»… Мы собирали средства на медикаменты. Их оказалось достаточно много. И вот, когда его не стало, Леся оставила только на похороны. Эти 223 тысячи гривен, для меня, наверное, были самыми ответственными деньгами в моей жизни».
«Во время последней поездки мы познакомились еще с Костей Котовым. В прошлый раз он стоял в одиночных пикетах. А в этот раз мы заехали в Лефортовское СИЗО, когда он передавал ребятам передачи. Потом все два дня Костя был с нами. Я у него спросила: «Вы работаете где-то?» «Да, работаю. Но я взял отпуск за свой счет. Кому-то же нужно это делать…».
«Это была уже преддипломная практика. Он проходил ее на катере «Бердянск», чтобы потом стать командиром его экипажа. На практике они постоянно выходили в море, поэтому ничего особенного в выходе 23 ноября тоже не было…».
«У нас есть масса архивов. Мы это фотографировали. Мы видели эти колоны. Мы видели этих чеченцев, бурятов…мы всех их видели. Что они там делают? Вот, пожалуйста, вам причины»
Комментировать 
