«Религиозная вера – это когда человек возвращается к тайне и желает эту тайну понять, вступить с ней в диалог. Да, эта вера присутствует и во мне в том числе… »
«Меня пугает сконцентрованная ненависть, которую я вижу в социальных сетях, в каких-то действиях, в пояснениях, Почему должно происходить так, а не иначе... Мне хочеться напомнить слова политического пленника Росии Николая Карпюка: "Все, что мы делаем, мы должны делать через любовь "
«Но если бы до Софийской площади в ту ночь дошли не условных тридцать человек, а пятнадцать; если бы на Майдане было на четыре камеры меньше; если бы не 20, а только 10 людей написали о том, что случилось, то ничего бы и не было. Мы прошли по краю. Все висело на волоске».
«Последние четыре года у нас режим принесения жертв. К сожалению. И общество, безусловно, меняется. Поэтому я, как историк, вынужден измерять десятилетиями и более. Поэтому, если сравнить нас в 1991-м и в 2018-м, то я чувствую, что мы движемся в правильном направлении».
«…которую нам нанесла война. И это травма жертвы, не агрессора. С последней еще предстоит разбираться и справляться России. Нам же еще долго жить со своей. Но уже сейчас я бы представил процесс, разворачивающийся в Украине, с помощью двух категорий — нации и общества».
«Мы ведем тысячи битв параллельно. И мы стоим перед вызовом -- объединить свои силы не под Манифестом с подписью, а в действиях. В Стэнфорде мы изучали подобные процессы, когда в странах переходного периода происходят всплески общественной энергии, а потом она спадает. Как ее удержать? В какие формы направлять? Что делать, чтобы она из разрушительной стихии трансформировалась в созидательную».
«Украинская журналистика разделилась на время до публикации списков сайта «Миротворец» и после. После оккупированные территории и проживающие там люди оказались отрезанными как от украинских, так и от иностранных медиа. Глубже почти никто не копал. Истину почти никто не искал. А потом читатель просто привык к войне».
«И это касается не только Майдана. После него был Крым, который тоже до конца не рассказан. Где была власть? Знала? Или нет? Что предприняла? Что было на Харьковском съезде? Как убегал Янукович? Кто ему помогал? Что на самом деле произошло в Доме профсоюзов в Одессе? Потом Донбасс… Продолжаем соприкасаться, общаться, однако четко знаем, с кем на какую тему говорить стоит, а на какую — нет, чтобы не войти в конфликт…».
«Эта давняя дилемма украинцев, которую Вячеслав Липинский сформулировал как «призыв варягов» или «организация хлеборобов». Дело в том, что для «организации хлеборобов», то есть, консолидации Украины до такого положения, чтобы нас просили присоединиться, а не наоборот, еще лет 25 нужно…».
«…как многие другие народы… очень легко это может произойти, особенно когда находятся рядом близкородственные народы. Конечно, у нас есть достоинство»
«К примеру, Трампу сегодня не нужны лояльные медиа, потому что у него есть Твиттер. Украинцу тоже кажется, что ему не нужны брендовые медиа, потому что он быстрее прочитает пост Авакова на его личной странице, нежели будет ждать пока этот же пост в формате новости опубликует «УП» или ZN.UA. То есть доверие к конкретному блогеру или журналисту сегодня больше, чем к традиционному изданию».
«Поддержка своего же сослуживца может быть более эффективной, чем семьи или врача, общества. Потому что я его знаю, как личность, которая воевала… какие действия он делает вообще подсознательно на автомате»
«Я навсегда запомнила книгу Хосейни "Тот, кто бежит за ветром". О войне в Афганистане глазами маленького мальчика. И там был момент, когда беженцы платили взятки советским солдатам, чтобы те пропустили их через границу. Один из солдат сказал, что хочет "ту женщину". И тогда отец мальчика спросил: "У тебя есть совесть?" "Какая совесть? Мы на войне" -- сказал солдат. Ответ отца меня потряс».
«После аннексии Крыма я поняла, что я — не политик, я не руковожу этим миром, и ничего не могу сделать с происходящим. Я — маленький человек. Но даже если меня читают трое подписчиков в Фейсбуке, то я имею влияние на этих трех человек. В тот же день я написала, что отказываюсь сниматься в российских проектах. Я не представляла себе, как после всего случившегося можно выйти на площадку и как ни в чем ни бывало обниматься. Хотя, сознательные люди есть везде…».
«…Существует множество способов платить женщине меньше, а нагружать больше. Даже на уровне приготовления чая коллегам в обеденный перерыв и мытья посуды за ними. Не говоря уж о том, что в общественном сознании именно на женщину ложится основная обязанность по уходу за детьми и их воспитанию».
Комментировать 
