«Экономическую модель нашему олигархату сменить все-таки придется. На чем они выезжали? Во-первых, дешевый газ. Энергоемкость нашего производства сегодня в три раза больше, чем в той же Польше. Во-вторых — действительно дешевая рабочая сила. Но теперь ситуация изменилась. Дешевого газа больше нет. Как, впрочем, уедет в Европу и дешевая рабочая сила…».
«Мой сын был убит выстрелом в голову. То есть стреляли на поражение. В человека, который не имел оружия. В мальчика в голубой каске. С расстояния сорока метров-- это было четко видно. И это — преступление. Выполнить преступный приказ — преступление».
«Просто нарушить закон и пересечь границу означает, что тебе вообще не важно, что это за страна. И те, кто его поддерживал, для меня -- за рамками. Это провокация страны-агрессора, которая сейчас активно ведет военные действия. Показать ей, что наша граница вообще ничего не значит. Ее может пересечь кто угодно и с запада, и с востока...»
«На самом деле больших расхождений между христианскими ценностями, моральными основами и теорией прав человека, свободы выбора, гендерного равенства нет. Я, конечно, не теолог, и, наверное, не компетентна размышлять о Боге. Но ключевая христианская ценность — это любовь, направленная на другого человека. Любовь — как принятие, не осуждение».
«Отсюда -- майданы... отсюда -- конфликты, когда люди не платят налоги, ввозят "евробляхи", выискивают постоянно какие-то схемы, чтобы обмануть государство. И это не вопрос недоверия, это фундаментальный конфликт на уровне ценностей».
«Другой вопрос, что сама новая украинская церковь уже столкнулась с соблазном поучаствовать в политических кампаниях. В том числе в пользу нынешнего президента. Уже есть очевидные сигналы, которые позволяют предположить, что это участие будет заметным».
«… когда мины не летают над твоей головой. Тогда можно, конечно, горячо поддерживать. А вообще -- нет. Потому что любая война -- это всегда боль и страдания. Любая. В любой стране мира. И нечего здесь даже говорить. Но на оккупированной территории дети уже четыре года учат историю "ДНР" и "ЛНР" и местных "героев". Я не знаю как это можно вычеркнуть... Я не нахожу ответов...»
«В первую очередь журналист должен показывать, как в таких условиях живут люди. В условиях опасности, обстрелов, отсутствия воды, света… Когда люди остаются один на один с войной без какой-либо власти, когда за помощью обратиться не к кому… миллион историй. Но их очень редко рассказывают, к сожалению. Я все это поняла только потому, что сама ездила по фронтовым селам».
«В 1990-х годах Сараево, Балканы -- это другие условия. Это отсутствие мобильной связи, Интернета, масштабной психологической помощи... базы и обучения, которые уже у нас проводятся. Я это поняла после поездки в Сараево в Музей военного детства, организованный на основе воспоминаний людей, которые в 1993-1995 гг. были детьми. Нельзя что-то копировать...»
«…политической воли двигаться дальше и глубже — нет. Ни нынешний премьер Владимир Гройсман, ни его предшественник Арсений Яценюк, не проявили должной личной политической заинтересованности в продвижении реформы. А без этого ключевого фактора невозможно было сломить сопротивление реформе со стороны министерств и других центральных органов исполнительной власти».
«Потому что мы можем бороться за правду так, что камня на камне не останется. Но правда, сказанная без любви, есть ложь. Иногда реальной целью правдорубов является банальное желание расправиться с человеком».
«И мы сделаем все, чтобы наши города для остальной Украины не чувствовались чужими. Это для Украины будет какая-то программа реинтеграции Донбасса. Для нас – нет. Мы же -- луганчане, просто вернемся домой. Будет ли нам сложно? Да. Будет ли нам больно смотреть на наших соседей? Да. Будем ли мы злиться друг на друга? Да. Но мы вернемся домой. И мы будем помогать восстанавливать то, что разрушено. Не интегрировать. Потому что в наших головах -- наш город всегда Украина».
«Да, об экстремизме во время событий на Банковой Я тогда очень испугался, что Устима кинут за решетку. Собирал доказательства, что его не было тогда в Киеве. По совету адвоката написал заявление в милицию, что у меня нет претензий к действиям правоохранительных органов. Да, я тогда спасал сына…».
«Что происходит с актером, который не играет? Он теряет форму, деградирует. Теряет веру в себя. Это страшно. Я знаю многих актеров, у которых от природы был талант, плюс очень хорошее образование. Ну вот, не сложилось. Они сломлены. Обижены на весь мир. Разрушены как личности…»
«Я тогда коллектив очень сильно почистил. И после этого к нам потянулись нормальные люди. Как только убрали нытиков, так называемых аватаров, , не надежных…»
Комментировать 
