«Трудно признать, в нашем прошлом было насилие над женщинами в семьях, не было контрацепции и, как следствие, очень серьезные проблемы с репродуктивной сферой, были ужасные аборты и невозможность контролировать количество детей, высокая смертность детей… Было насилие над детьми в семьях…».
«Как и тысячи матерей, абсолютно не задумываясь, я сказала сыну: «Не плачь, казак, атаманом будешь». Маленький мальчик ответил мне сквозь слезы: «Не хочу быть атаманом, хочу быть простым казаком». Для меня это было криком: мама, позволь мне быть просто человеком, которому больно, и который эти свои чувства должен как-то проявить».
«У части фейсбучной столичной журналистики за последние несколько лет образовалась корона, которая иногда мешает повернуть голову и посмотреть по сторонам. Часть столичных журналистов, вероятно, воспринимают НСЖУ, как нарратив из советского прошлого, который так и не смог трансформироваться в современную организацию, отстаивающую интересы журналистов. Часть правды в этом, конечно же, есть…».
«Есть такая проблема у людей, как усталость от работы, от всего... Дело как раз в том, что их мозг не перезагружается. Он зациклен. Им нужно найти свою форму перезагрузки. Для меня это -- одиночество. У меня поэтому практически не бывает стресов».
«Ночных телефонных звонков и каких-то ужасных новостей от родных. Или от друзей, которые мне дороги. Да, этого боюсь… Еще одиночества пока боюсь…Потому что все люди одиноки на самом деле. Как бы счастлив ты ни был, и сколько бы близких людей тебя ни окружало. И как-то глупо этого бояться. Надо принять… Я пока еще с этой задачей не справилась…».
«Ведь дело даже не в том, наш Крым или нет. Конфликт произошел в международных нейтральных водах. Был приказ украинского командования проследовать из точки А в точку Б. И когда наши катера не получили разрешения россиян идти дальше, они сделали разворот. Однако их расстреляли в спину…Прицельно, в рубку, где находился экипаж».
Полная видео - версия интервью
«Конечно, мы все время возвращаемся к этой теме, пытаемся найти ответы на какие-то вопросы. Но, наверное, эти ответы есть только у ребят. Богдан сказал, что капитан посоветовал ему писать дневник. Чтобы он фиксировал все, что с ним происходит. И он пишет. Брат ему сказал: «Ты пиши, а мы потом издадим книгу твоих воспоминаний».
«Но на той стороне, как и на нашей, есть дома, в которых люди не живут. Может кто-то не выдерживал и стрелял по ним. Но мы так никогда не работали… Мы прекрасно понимали, что там могли оказаться какие-то бабушка или дедушка… мирные жители…у которых, может быть, здесь сын или внук…»
«Но, простите, это абсолютно тупиковая позиция. Не христианская, если хотите. Человек же существо социальное. Институциональное даже. Оно живет в обществе и взаимодействует со всеми его институциями. При этом, вы только подумайте, никаким из них не доверяет».
«Я сейчас не о "Беркуте" или патологических садистах, пытавших пленных. Я о простых правоохранителях, судьях. И в том числе – о нас. Все усилия режима Януковича были направлены на дегуманизацию протеста. Да, людей бить нельзя, но это же не люди -- это радикалы и экстремисты. Другой пример. Да, женщин насиловать нельзя, но это не человек -- это "укропка". Или -- "сепарка". Понимаете? Я не знаю, что посоветовать, кроме индивидуального ощущения, когда тебе начинают навязывать мысль, что это не люди».
«…путем какого-то урегулирования, миротворческих миссий…Военные – они простые. Команда «Не стрелять», --значит не стреляем. В войне только 20-30 процентов нагрузки ложится на плечи военных. А процентов семьдесят – на плечи общества, политиков, СМИ…»
«... он был написан через очень большую боль. Это был концентрат, ответ на то, что я тогда чувствовала. Мой протест против этой боли... И когда он нашел отклик у миллионов людей во всем мире, это не была для меня какая-то минута славы. Это было большое счастье --- узнать, что так много людей чувствуют то же, что и я...»
«Донбасс — это фантом, работавший на выборы и на представителей постсоветских индустриальных агломераций. Такие существуют в Украине, в России, в Белоруссии, в Латвии… То есть это своего рода анклавы, остатки советской прошлой жизни, которые сформировались в результате индустриализации. Экономически у них не было никаких перспектив…».
«В ночь на 30-е все изменилось. Оказалось, что мне надо либо уезжать и менять профессию, признав, что все, чем я раньше занималась, — блеф. Либо делать что-то, чтобы оставить за собой право называться адвокатом».
Комментировать 
