«На самом деле, я пошла совершенно не поэтому ... И своим детям, наверное, я дала бы больше свободы, чтобы избежать такого рода штампов. Так же можно ошибиться, выбирая профессию ради какого-то блага ... В моем случае это, слава Богу, не сработало, но я знаю очень многих людей, которые потом были вынуждены пересматривать свой выбор»
«Потому, что я много знаю и читаю о церковных организациях. И не только в Украине. Думаю, что Бог -- он в тебе. Я глубоко убеждена, что нам придется отвечать за то, что мы сделали и чего не сделали. Не знаю, это грех или наказание...Считаю, что это просто последствия наших действий»
«Меня пугает сконцентрованная ненависть, которую я вижу в социальных сетях, в каких-то действиях, в пояснениях, Почему должно происходить так, а не иначе... Мне хочеться напомнить слова политического пленника Росии Николая Карпюка: "Все, что мы делаем, мы должны делать через любовь "
20 февраля начали массово звонить люди и говорить, что на Майдане расстреливают безоружных демонстрантов. Наши волонтеры, уже без адвокатов, поехали в морги, в храмы, в больницы... В места, куда сносили тела. Потому что мы очень боялись, что через какое-то время придут за нами... мы подумали, что началась физическая зачистка и нам надо успеть задокументировать всех, кого убил этот режим... Чтоб он не мог скрыть свое преступление».
«Я плохой пример. Даже для своей команды, которой я постоянно говорю, что нужно работать с психологами. Но я не работаю. Был всего лишь один этап, когда моя подруга сказала:"Леся, стоп-стоп-стоп! Ты почему так быстро заводишься?" Я пошла к психологу. Но поняла, что еще не готова говорить. Он тоже это понял».
«Мы с коллегами готовили отчет, который называется "Те, кто пережил ад". И это не метафора. Я была в группе, документирующей пытки. Я говорила с мужчинами и женщинами, которые пережили плен. С людьми, которых забивали в деревянные ящики... которым отрезали пальцы... насиловали... у которых вытаскивали глаза ложкой...Об утих ужасах они зачастую не могут рассказать даже самым родным...»
«Иногда возникает такое чувство, что он сам себя не контролирует, неизвестно, что в нем сейчас заговорит. Интересное живое существо, которое может по- разному себя проявить. И сейчас мы как раз живем в такое время, которое нас всех раскрывает».
«Я навсегда запомнила книгу Хосейни "Тот, кто бежит за ветром". О войне в Афганистане глазами маленького мальчика. И там был момент, когда беженцы платили взятки советским солдатам, чтобы те пропустили их через границу. Один из солдат сказал, что хочет "ту женщину". И тогда отец мальчика спросил: "У тебя есть совесть?" "Какая совесть? Мы на войне" -- сказал солдат. Ответ отца меня потряс».
«Которые выходят и говорят, что "мы будем заниматься общественным порядком". Но большинство людей не замечают этого. Они думают, что эти люди будут бороться против ромов, а не против них. А ромы им, откровенно говоря, безразличны. Мы думаем, что все это контролируемо. Хотя это очень опасная позиция. Потому что в эту минуту решается судьба прав, свобод и безопасности всех людей».
«Если свобода не ценность, а просто красивые слова, то тогда человек может очень легко обменять ее на что-то другое. На обещание экономического роста, на популизм, на иллюзию безопасности... на то, чтобы «встать с колен». Это все вещи одного порядка. И это исторический урок, с которым Украина еще не раз столкнется».
«И в этом проблема. Давая взятки на своем низовом уровне, считая, что ничего такого не случилось, никто не умер... мы поступаем так же, как и те, которые крадут миллионы. Из за чего потом действительно умирают люди. Это вещи одного и того же порядка. Мой рецепт - искать людей, которые считают, что это не правильно».
«А они есть. Я с этими людьми работаю, но о их работе и борьбе, успехах я ничего не знаю. Их слова я не слышу. Эти примеры не прорываются. И нет ориентиров. Маяков. И люди думают: ну, они все крадут, так почему я не могу...»
«Я вижу, как россияне борются за свободу. У них выйти и сказать, что Крым не наш, что Крым -- это Украина, значит получить четыре года тюрьмы. И ты, когда выходишь, не знаешь, посадят тебя или нет. И люди выходят. Это борьба. Я спрашиваю наших европейских партнеров: "А где ваша жертвенность? Где действия за рамками комфорта?" Мало выйти и прочитать красивый текст о правах и свободах».
"...подпирать плечом общественные институции должны все". Блестящее эссе Евгения Сверстюка, в котором он говорит о том, что всегда есть люди, готовые подставить руки. Потому что все рассыпается и разбивается, когда не хватает рук, везде наводящих порядок. В нормальном обществе таких людей называют добропорядочными гражданами. А когда что-то не в порядке со здоровьем общества -- их называют героями".
«Мы ведем тысячи битв параллельно. И мы стоим перед вызовом -- объединить свои силы не под Манифестом с подписью, а в действиях. В Стэнфорде мы изучали подобные процессы, когда в странах переходного периода происходят всплески общественной энергии, а потом она спадает. Как ее удержать? В какие формы направлять? Что делать, чтобы она из разрушительной стихии трансформировалась в созидательную».
Я только слышу и пытаюсь вытащить информацию о заключенных финансовых договорах с людьми, которые дают следствию показания. О них что-то там рассказывает военный прокурор Матиос. Но я хочу знать --- что это за люди? Сколько они заплатили? О чем они рассказали? Мне кажется, что закрываться и говорить "вы туда не лезьте" в случае Евромайдана не проходит.
Я не имела иллюзий в отношении нынешней политической системы. Я напомню. Министром какого правительства был Порошенко? Спикером чьего парламента был Яценюк? То же касается Тимошенко и остальных. Они были во власти и у меня нет политической амнезии. Их вынесло на наших плечах и у меня была надежда, что они сделают три вещи: удержат страну, запустят процесс необратимых реформ и добровольно передадут власть новым молодым политическим силам.
«Я сейчас не о "Беркуте" или патологических садистах, пытавших пленных. Я о простых правоохранителях, судьях. И в том числе – о нас. Все усилия режима Януковича были направлены на дегуманизацию протеста. Да, людей бить нельзя, но это же не люди -- это радикалы и экстремисты. Другой пример. Да, женщин насиловать нельзя, но это не человек -- это "укропка". Или -- "сепарка". Понимаете? Я не знаю, что посоветовать, кроме индивидуального ощущения, когда тебе начинают навязывать мысль, что это не люди».
«Помните 19-летнего героя Небесной сотни кучерявого Гурика из Ивано-Франковщини. Я слушала на суде его маму. Это был очень тяжелый рассказ. Она не хотела отпускать его на Майдан. Ну, как мама. Но она вспомнила, что десять лет назад сама стояла на Помаранчевом Майдане. И она просто не могла ему запретить...»
«Я понимаю все сложности международных отношений, но мне кажется, что это принципиальный момент -- называть вещи своими именами. Потому что потом что-то забывается, стирается, подменивается, навязывается... Я смотрю социологические опросы, где у людей спрашивают: с кем воюет Украина? Вы думаете все говорят, что с Россией? Очень разные ответы...»
«Здесь несколько факторов. Во-первых, безнаказанность, которая процветает в нашей нереформированной правоохранительной системе. Во-вторых, фактор войны. В обществе растет уровень толерантности к насилию. К сожалению, мы видели, что исполнители нападения на Катю Ганзюк - "атошники". Которые не имееют страха перед оружием и смертью».
«Это чудо. Вот так работала энергия перед экзистенциальной угрозой. Поэтому во время Майдана было легко объединять людей. Прототипом "Евромайдана SOS" была организация "Мама". Когда мы защищали херсонских студентов от преследований режима. Мы по всей Украине развесили такие же листовки про Януковича, как они у себя в городе. Но тогда организация не развернулась. Лидеры не поняли, что нужно вкладываться в общее дело, потому что ты никогда не знаешь, когда следующим будешь ты. Сегодня в гражданском обществе такое понимание есть».
«Мы не солидарны с людьми в их горе. А это граждане Украины. Мы называем людей, которые остались в Донецке, -- "ватой" и не видим тех сигналов, которые они нам подают. Мы не строим связей. То, как мы будем возвращать Донбасс и Крым завтра, -- о чем так пафосно нам рассказывают -- зависит от нашего отношения к людям, которые там живут, сегодня».
Комментировать 
