«Но нужно различать природу церкви (ее основу) и ее административные структуры. То, что внутри церкви создает человек, априори несовершенно. Оно рано или поздно ломается. Для того чтобы починить поломку, ее нужно обнаружить. А значит, возможна критика административных структур и определенных аспектов церковной жизни».
«Другой вопрос, что сама новая украинская церковь уже столкнулась с соблазном поучаствовать в политических кампаниях. В том числе в пользу нынешнего президента. Уже есть очевидные сигналы, которые позволяют предположить, что это участие будет заметным».
«Если объединенная церковь сделает свой выбор в пользу государства, то мы будем строить, по сути, русскую церковь, только с украинским знаком. Украинская церковь должна быть в диалоге с государством. Но еще больше она должна быть в диалоге с украинским обществом. Не участвовать в политических кампаниях — предвыборных, президентских, парламентских…».
«Самым большим компонентом поместной церкви является Киевский патриархат, у которого были свои традиции. И они были привнесены в эту структуру патриархом Филаретом. В том числе из его советского прошлого. Я хочу пожелать, чтобы их стало как можно меньше. Потому как сценарий, по которому была создана эта церковь, наверное, не является оптимальным. Есть много вопросов. К процедуре голосования в том числе».
«Сделать свой выбор в пользу государства, которое действительно приложило немало усилий для получения Томоса. Или же — в пользу общества, которое дало изначальный толчок автокефалии. Первые сигналы, которые мы получаем, — тревожные… пока выбор делается в пользу государства. И этого нужно избежать любым способом».
«И, собственно говоря, то, что я делаю, что говорю сейчас, во многом является следствием того, чему он меня учил. Как бы это парадоксально ни звучало. И здесь никаких эмоций и сантиментов у меня нет. Я уважаю его выбор. Но не принимаю его. Почему, собственно, и ушел с тех позиций, которые я имел в русской церкви».
«…не принимать во внимание существующую реальность, идти в фарватере российской политики по отношению к Украине. Что предполагало отказать Украине в праве существовать как государству. Отказать украинцам в праве существовать как народ и защищать себя от агрессии. Более того, он не просто не признал агрессию России, но ей способствовал. И это его сознательная ошибка».
«Признал реальность агрессии и человеческих страданий. И в ответ на это решил вмешаться в украинскую ситуацию, всячески способствовал формированию признанной автокефальной церкви Украины. И через факт признания реальности стал востребован в Украине».
«Ее никто отсюда не гнал. Для того чтобы остаться, ей необходимо было соблюсти всего лишь одно условие: признать и принять новую реальность Украины. И тогда для нее было бы место в Украине. Не номинальное — это всегда останется. А реальное. Но на уровне смыслов, которые продуцирует эта церковь, она уже стала для очень многих людей чужой. И в этом основная ее драма».
«Особенно православных. Помимо Киевского патриархата, Греко-католической церкви и всего Всеукраинского совета религиозных организаций, Майдан поддержали очень многие и в Московском патриархате. Однако с началом войны это сближение развернулось вспять».
«Я очень хотел бы, чтобы церковь сберегла импульс, полученный на Майдане. Чтобы она избрала путь диалога с гражданским обществом, путь принятия другой точки зрения. Это не должна быть церковь с монолитной национальной идентичностью, с исключительно национальной программой».
«Если бы ценности, объединившие Майдан, носили исключительно националистические черты, Майдан никогда не стал бы тем, чем он стал. Очень важно, на мой взгляд, развивать этот импульс движения в сторону гражданского общества. Сохраняя национальную идентичность, но не замыкаясь в ней».
«…которую нам нанесла война. И это травма жертвы, не агрессора. С последней еще предстоит разбираться и справляться России. Нам же еще долго жить со своей. Но уже сейчас я бы представил процесс, разворачивающийся в Украине, с помощью двух категорий — нации и общества».
«... не должны принимать его грех. Вот эта разница между грехом и грешником, является ключом к вопросу о толерантности. Очевидно, мы должны давать какие-то моральные оценки явлений, что происходит в обществе. Но не забывать при этом, что человек как таковой - образ и подобие Божие ...».
«Потому что мы можем бороться за правду так, что камня на камне не останется. Но правда, сказанная без любви, есть ложь. Иногда реальной целью правдорубов является банальное желание расправиться с человеком».
«Поэтому мы также должны давать шанс людям. Мы не должны ни перед кем закрывать двери и отбирать шанс для изменения. Именно поэтому церковь против смертной казни. Как бы жестко система не обходилась с теми, кто попал в исправительное учреждение, у них все равно остается шанс начать новую жизнь. И это по-христиански».
«Я, к примеру, могу испытать соблазн дать или взять взятку. Если я не устоял и совершил этот поступок, то я стал менее свободным человеком. Если смог противостоять. — стал более свободным. Так же и в личной жизни. Совершаю грех — теряю часть своей свободы. Если я всегда поступаю по совести, — становлюсь совершенно свободным человеком. Если злоупотребляю, — и до тюрьмы недалеко. Реальной или психологической, это у кого как сложится…».
«Каждый шаг человека, совершенный в результате свободного выбора, предопределяет результат. Да, речь о причинах и следствии. То есть, с одной стороны, — Бог, который ведет и призывает тебя, с другой, — ты сам, откликаешься на эти призывы или игнорируешь».
«…Хоть у меня и нет семьи. Иногда даже присутствует некоторая интоксикация от общения. У меня глобальная аудитория и такой же круг общения. Имел счастье быть знакомым со многими деятелями мировой культуры, интеллектуальной жизни... Пришел к выводу, что иногда самый простой человек может быть намного интереснее знаменитости».
«При двух «но». Этот процесс не должен приводить к нарциссизму и гордыне. Христианству (природа которого в коммуникации) ближе идея солидарности и взаимопомощи, нежели какое-то изолированное и самодостаточное самосовершенствование…».
«И здесь я говорю не об избитой установке некоторых церквей, что, мол, если ты придешь к Богу, у тебя сразу появятся деньги, здоровье, успех и карьера. Отнюдь. Я как раз о том, что человек может продолжать оставаться один на один со своей трагедией, но для него это уже не трагедия. А источник его развития, если хотите. Место его силы, нравственного и духовного роста».
«…грех и наказание в интерпретации новичка без опыта веры — это черно-белое изображение. На более продвинутом этапе восприятие может меняться. Совершенные монахи вместо того, чтобы интерпретировать наказание как гнев Божий, говорят о любви Бога, которую человек по своей неосознанности воспринимает как гнев».
«В одну комнату заходит человек и видит, что вокруг стола с едой сидят люди. Но их руки не сгибаются в локтях. Они берут еду и пытаются поднести ее ко рту, чтобы съесть. Но не могут. Люди мучаются, они голодные и несчастные… «Так выглядит ад», — пояснили человеку. Потом он зашел в другую комнату…»
«Чем ближе человек подходит к Богу, тем дальше Бог оказывается от него. Вот тебе кажется, что стоит еще немного постараться, напрячь весь свой интеллект, стать сверхчеловеком — и ответы у тебя в кармане. Но это иллюзия…»
«Церковь для меня — это среда, где божественное соприкасается с человеческим. Где Бог входит в человеческую культуру и выражает себя через инструменты человеческих коммуникаций. Через науку в том числе. Мое основное занятие — наука. Я историк. Для меня вообще было бы как-то не очень правильно заниматься религией как профессией. Религия больше чем профессия».
«Я не считаю, что все обязательно предопределено родителями и воспитанием. Есть фундаментальные вещи, заложенные в душе каждого человека. В этом смысле нельзя говорить о детерминизме по отношению к человеческой личности. Если бы человек определялся только средой, он не был бы способен ее менять».
«В то время нельзя было просто сходить в магазин и купить, например, Библию или Евангелие. Но некоторые научные журналы печатали отрывки. И вот один такой отрывок я еще в школе случайно прочитал в журнале «Техника молодежи». Потом еще и еще. В какой-то момент вдруг понял: то, что физика описывает как загадку Вселенной, имеет отгадку в бытии Бога».
Комментировать 
